Электронная библиотека Центра изучения православия и древнерусской культуры  http://www.drevnerus.narod.ru

 

 

 

Сукина Л.Б. Никитская церковь в селе Елизарово – памятник «Казанского взятия» // Pro memoria. Сб. материалов научной конференции. Курск: Изд-во МГСУ «Союз», 2006. С.82-90.

 

 

 

Никитская церковь в селе Елизарово - памятник «Казанского взятия»

 

Проблема фиксации памятных событий русской средневековой истории посредством возведения храмовых сооружений еще недостаточно подробно исследована. Но уже сейчас очевидно, что пик мемориального строительства приходится на XVI-XVII вв., что было обусловлено формированием исторического сознания общества. С эпохой Ивана Грозного ряд исследователей связывает и появление особого «мемориального жанра» в русской архитектуре, символическим воплощением которого стали шатровые постройки[1].

Значительное количество памятных шатровых храмов времени правления Ивана Грозного было возведено в связи с крупнейшей военной победой этого царствования - взятием Казани. Наиболее известный из них - Покровский (Троицкий) собор на Рву в Москве 1555-1561 гг.[2] Целый ряд других памятников отмечал важнейшие пункты казанского похода и отражал два основных маршрута движения русских войск от Коломны, где собралась рать: через Муром (Иван IV) и через Рязань (Андрей Курбский). Историки архитектуры отождествляют с памятью о походе на Казань в 1552 г. построенные в середине XVI в. церкви Успенья Брусненского монастыря в Коломне, Николы Долгошеи в Рязани, Алексеевской в Солотченском монастыре под Рязанью, Козьмы и Дамиана в Муроме, храм в Балахне[3].

Особое место среди мемориальных храмов казанского похода занимает Никитская церковь 1550-х гг. в селе Елизарово Переславль-Залесского уезда, не имеющая прямого отношения к обозначенному выше ряду памятников. Как считается, она была построена в память о погибших при «казанском взятии» воинах в вотчине одного из участников похода, сподвижника Ивана Грозного А.Д. Басманова-Плещеева[4]. В Переславле-Залесском даже долгое время бытовало предание, что на стенах храма были написаны имена павших под Казанью местных уроженцев и завещание упоминать их на богослужениях, впоследствии скрытые под грубой масляной росписью[5].

Исторические факты свидетельствуют о том, что кроме традиционной для этого времени коммеморационной причины, которую, вероятно, и следует считать основной храмоздательной идеей,  у А.Д. Басманова было, по крайней мере, еще несколько поводов увековечить взятие Казани в памяти современников и потомков.

Басмановы происходили из старомосковского рода Плещеевых, которых царские дипломаты за рубежом представляли в качестве старых «государских» бояр «родов за тридцать и более»[6]. Но в действительности к середине XVI в. только некоторые из ветвей этого обширного рода сохранили знатность и высокое положение при дворе.

Будущий руководитель опричной думы и царский «сигклит» (по определению князя А.М. Курбского) Алексей Данилович Басманов (1514 (?)- 1570) был сыном постельничего Великого князя Василия III Данилы Басманова-Плещеева, совсем молодым погибшего в литовском плену почти за год до того, как его наследник появился на свет[7]. Современникам это обстоятельство давало основание сомневаться в законности рождения Алексея Даниловича, и его служба по началу продвигалась не слишком успешно, несмотря на заслуги его предков перед московским великокняжеским двором. Первые воеводские назначения он получил уже будучи, по представлениям того времени, в изрядном возрасте, только через тридцать лет после пленения отца[8].

Село Елизарово считалось родовой вотчиной А.Д. Басманова, вероятно полученной за службу кем-то из его предшественников (впервые это древнее село упоминается в духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. как часть владений московского князя)[9]. До Казанского похода Басманов числился «тысячником I ст. по Переславлю»[10].  Позже переславское происхождение А.Д. Басманова и ряда других видных опричников (И.Я. Чеботова, И.А. и Д.А. Бутурлиных, В.П. Зайцева, И.Ф. Воронцова, И.Д. Колодки-Плещеева, А.И. Вяземского, Т.И. Козлова-Вяземского и др.) послужило, по мнению многих историков, одним из поводов присоединения в 1568 г. Переславского уезда к опричнине Ивана Грозного[11].

Незаурядные военные способности, позволившие А.Д. Басманову выдвинуться в первый ряд среди приближенных царя Ивана IV, обнаружились во время успешных для Российского государства завоевательных акций 1550-1560-х гг. В поход на Казань он отправился уже далеко не юношей, но несмотря на наличие определенного опыта не занимал в войске заметных должностей. На третьей или четвертой неделе осады города случилось  происшествие, едва не поставившее под удар успех всей долго и тщательно готовившейся операции. Во время одной из татарских вылазок неожиданно был разбит Большой полк. Это произошло из-за оплошности почему-то утратившего чувство опасности его воеводы князя М.И. Воротынского, который в обеденный час разрешил большинству своих воинов есть и отдыхать. Были ранены главные воеводы П.В. Морозов, Ю.И. Кашин, сам Воротынский и несколько стрелецких голов. Спасать ситуацию пришлось окольничему А.Д. Басманову,  посланному на помощь Воротынскому. Проявив личную храбрость и тактическую сметку, ему удалось выбить татар из окопов, обратить их в бегство и загнать обратно в крепость. Басманов сумел закрепить свой успех. Он возглавил штурм Арских ворот и оборону захваченной его отрядом Арской башни (отряд Басманова, «заставившись» крепкими щитами, двое суток удерживал занятые позиции до подхода подкрепления).

В дальнейшем новоявленный герой со своим отрядом действовал столь же смело и энергично. Во время генерального штурма казанской крепости Басманов руководил нападением на Царские ворота и обеспечил вход в город государева полка, что предрешило победный исход сражения за столицу ханства. Подвиги Алексея Басманова не остались незамеченными царем Иваном IV. После взятия Казани он был оставлен в завоеванном городе в чине третьего воеводы и участвовал в окончательном разгроме Казанского ханства и покорении народов Поволжья.

После Казанского похода в военной биографии А.Д. Басманова было немало значительных событий: он спас русскую армию от разгрома в сражении с крымскими татарами при Судьбищах (1555), стал одним из инициаторов начала Ливонской войны, во время которой успешно штурмовал Нарву (1561) и Полоцк (1563-1564). Но «Казанское взятие» оказалось поворотным моментом не только в истории России, но и в его личной судьбе[12].

Строительство церкви в память взятия Казани в семейной вотчине Басмановых, вероятно, и должно было подчеркнуть значительность происшедшего. Очевидно, это был первый храм в Елизарове, так как о существовании здесь ранее какой-либо церкви сведений не обнаружено. Посвящение храма Никите Великомученику - готскому воину IV в., исповедовавшему христианство и принявшему мученическую смерть от рук нечестивого царя Атанариха, непосредственно связано с событиями завоевания христианским войском «поганого» Казанского царства, стоившими жизни многим православным воеводам и рядовым ратникам. День памяти Никиты Воина - 15 сентября стоит в ряду христианских праздников, приходившихся на время осады казанской крепости.

Кроме того, Никита Великомученик - один из наиболее почитаемых святых в семье царя Ивана IV. Известно, что царский род оказывал особое покровительство переславскому Никитскому монастырю. А при Иване Грозном эта обитель достигла своего расцвета. Примерно в те же годы, когда Басманов строил свою вотчинную церковь, царская семья перестраивала в камне главный храм Никитского монастыря - собор Никиты Великомученика с приделом преподобного Никиты Переславского, благодаря небесному покровительству которого, по мнению царя и его окружения, излечился от тяжелой болезни наследник престола - царевич Иван Иванович. Значение этого строительства для царя подчеркивается содержащемся в редакции XVI в. Жития Никиты Переславского  написанном игуменом Никитского монастыря Вассианом «Сказании о свершении церкви большия христова мученика Никиты», в котором говорится, что на освящении новых монастырских храмов Никитского собора и Благовещенской церкви 14 мая 1564 г. (примерно через десять лет после начала строительства) Иван Грозный присутствовал вместе с главой русской церкви митрополитом Афанасием. Царь самолично читал молитвы и пел во время заутрени и литургии в только что освященном соборе[13].

В посвящении Елизаровской церкви Великомученику Никите мог, на наш взгляд, содержатся и элемент подражания царской традиции благочестия, так как все надежды на будущее А.Д. Басманов после Казани, когда ему удалось обратить на себя внимание государя, связывал исключительно с покровительством Ивана IV. Это стремление понятно, учитывая, что другие именитые и знатные современники, несмотря на воинские подвиги Басманова, продолжали видеть в нем выскочку-бастарда. Князь А.М. Курбский писал о нем: «И видех ныне сигклита, всем ведома, яко от преблуждения рожден есть»[14]. 

Нужно отметить, что для строительства церкви в то время необходимы были не только повод и средства, но и особое разрешение церковных властей. Незадолго до казанского похода Стоглавый собор 1551 г. принял решение не допускать строительства новых церквей ради исполнения данных ранее потенциальными храмоздателями обетов или ради тщеславия богатых и влиятельных особ, так как в результате осуществлявшегося ранее беспорядочного храмоздательства к середине XVI в. появилось множество построенных, а потом заброшенных донаторами и прихожанами храмов, в которых не велось никаких служб. Стоглав настоятельно рекомендовал всем желающим проявлять личное или родовое благочестие в этой сфере вместо строительства новых церковных зданий ремонтировать и украшать старые, а церковным сановникам строго следить за исполнением этого соборно установленного правила: «Многи церкви суть пастися от ветьхости хотят или малы суще неукрашены, и лепо есть ему едину от таковых церковь восприемшу, ту созидати. И сию со ответом боголюбезнаго епископа»[15].  Поэтому большинство новых, особенно каменных, храмов второй половины XVI в. построено либо при непосредственном царском участии, либо при явном или неявном царском покровительстве. Надо полагать, что герою взятия Казани, обласканному милостью молодого царя Ивана IV, ростовский епископ, в церковную юрисдикцию которого входил и Переславский уезд, в разрешении на строительство вотчинного храма отказывать не захотел или не решился.

В дальнейшем взаимные отношения государя и елизаровского вотчинника стали быстро развиваться, превращаясь во все более тесные. Получивший за воинскую службу боярство А.Д. Басманов возглавил первоначально немногочисленную группировку лиц, поддерживавших самовластные устремления Ивана Грозного. Р.Г. Скрынников отмечает, что к 1562-1563 г. влияние Басманова в делах государственного управления чрезвычайно усилилось[16]. Новый царский приспешник, стремясь использовать свое положение для личного возвышения, неоднократно вступает в местнические споры с более родовитыми представителями старой знати и при содействии царя выходит из них победителем.  Пытаясь поставить предел политической власти Басманова, бежавший в Литву князь Курбский писал Ивану Грозному:  «… И видех ныне сигклита … иже днесь шепчет во уши ложная царю и льет кровь крестьянскую, яко воду и выгубил уже сильных во Израили … не пригоже у тебя быти таковым потаковником, о царю!»[17].  Воевода Басманов проявлял одинаковую решительность и энергию и в сражениях с внешними врагами Российского царства и в борьбе с теми, кого царь и его окружение считали врагами внутренними, не останавливаясь перед кровопролитием. Кажется, сейчас невозможно судить о том, испытывали ли герой взятия Казани, построивший в своей вотчине мемориальный храм в помять о погибших соратниках, и члены его семьи душевный дискомфорт от необходимости исполнять новую жизненную роль, мягко говоря, не слишком согласующуюся с образом благочестивого христианского бытия. Но может быть, то, о чем молчат письменные источники, восполняется языком архитектуры, не всегда ясно слышимый, но дающий повод для размышлений и интерпретаций?

Любопытно, что сама по себе небольшая Никитская церковь в Елизарове имеет еще и маленький придел (в южной апсиде, над которой возвышается отдельная главка). Он посвящен Преподобному Онуфрию - одному из первых монашествующих пустынножителей, причисленных к лику христианских святых. Онуфрий, как и Никита Великомученик, жил в конце IV в. и 60 лет подвизался в Фиваидской пустыне.  На Руси Онуфрий был популярен в монашеской среде. Его имя при постриге принимали многие русские подвижники: например, Онуфрий Перцовский и Онуфрий Мальский (скончались в 90-е гг. XV в.) - основатели монашеских пустыней. Позже это имя и почитание этого святого были распространены в старообрядческой монашеской среде[18]. Но стать чтимым святым старого боярского рода, представители мужской ветви которого традиционно получали воеводские и придворные чины при московских великих князьях и царях, Преподобный Онуфрий мог лишь по какой-то особой причине.

Время появления придела его имени в елизаровской Никитской церкви неизвестно. Архитектурно-археологические исследования храма пока не показали, был ли Онуфриевский придел заложен в первоначальном замысле его архитектурной программы или оборудован позднее в связи с какими-то историческими обстоятельствами. Последние не всегда складывались благоприятно для Басманова и его семьи. Несмотря на то, что А.Д. Басманов (фактический глава опричной думы) и его сыновья Петр и Федор занимали видное положение при опричном дворе Ивана Грозного, в 1570 г. весь многочисленный род Плещеевых постигла ужасная катастрофа. Причиной ее стали разногласия Басмановых с царем накануне задуманного им разгрома Новгорода. С вышедшими из доверия бывшими руководителями опричнины царь расправился быстро и без лишнего шума. А.Д. Басманов и П.А. Басманов были убиты. Младший сын Алексея Басманова,  царский фаворит молодой красавец Федор Басманов избежал смерти страшной ценой. По утверждению А.М. Курбского, он сам «последи зарезал рукою своею отца своего Алексея, преславного похлебника, а по их языку, мальяка (маньяка - Л.С.) и губителя своего и святоруские земли»[19]. Отцеубийца, несмотря на такую страшную демонстрацию своей преданности царю, был подвергнут опале и сослан с семьей в Северную Фиваиду, на Белоозеро, где и умер в одной из монастырских тюрем. В синодике опальных Ивана Грозного вместе с Басмановыми упоминаются и их родственники Захарий и Иона Плещеевы, а в кратком списке синодика воевода Г. Плещеев. Р.Г. Скрынников отмечает, что в разрядных книгах опричных походов за май-сентябрь 1570 г. никто из рода Плещеевых уже не фигурировал[20]. Чуть раньше Басмановых (во время новгородского похода опричного войска) были казнены их доверенные слуги и дворяне Плещеевых. Успел ли кто-нибудь из павших жертвами царского гнева Басмановых-Плещеевых или их ближайшего окружения принять перед смертью монашеский постриг под именем Онуфрия, и не был ли связан этот род с кем-то из двух известных северных подвижников Онуфриев конца XV в. установить пока не удалось. Но указание на пустынножительский подвиг Преподобного Онуфрия, прославившегося строгим аскетичным житием и отказом от всех земных благ и славы, несомненно, имело какое-то важное значение для рода ктиторов Никитского храма в Елизарове.

Род Басмановых окончательно прекратил свое существование в первой половине XVII в. Получивший от Бориса Годунова боярский чин Петр Федорович Басманов (внук строителя церкви А.Д. Басманова) предал своего покровителя и стал верным сподвижником Лжедмитрия I. Он погиб, защищая нового господина во время переворота, организованного В.И. Шуйским 17 мая 1606 г. Младший брат П.Ф. Басманова Иван Федорович был убит в Смутное время разбойниками. Вотчина Елизарово перешла во владение его дочери Фетиньи Ивановны, вышедшей замуж за царского кравчего князя В.Я. Сулешова[21].

30 декабря 1641 г. Фетинья Сулешова передала село Елизарово вместе с другими принадлежавшими ей деревнями в Переславском уезде Троице-Сергиеву монастырю. Елизаровский приход также оказался в монастырской юрисдикции[22]. Историк Переславского края М.И. Смирнов утверждал, что данный вклад был сделан на помин души ее грешных предков[23], но текст записи рода Яншеевых-Сулешовых во Вкладной книге Троице-Сергиева монастыря ясно свидетельствует о том, что княгиня Ф.И. Сулешова дала свою вотчину Троицкой обители в поминание умершего мужа Василия Яншеевича Сулешова[24].

Неоднократные изменения в судьбе села Елизарова в XVIII-XIX вв., пережившего смену нескольких владельцев, и существенные архитектурные перестройки Никитской церкви не повлияли на историческую память местного населения, в сознании которого строительство древнего храма прочно связано с воеводой Ивана Грозного А.Д. Басмановым и Казанским походом. Это не удивительно, если учитывать, что Елизаровская церковь - самая старая (возможно, она была первым вотчинным каменным храмом в Переславском уезде) и одна из самых красивых сельских церквей в окрестностях Переславля-Залесского.

Никитский храм принадлежит к распространенному в середине XVI в. типу шатровых бесстолпных церквей, конструкция которых пережила значительное упрощение по сравнению с крестообразными, обнесенными галереями-гульбищами постройками первой половины столетия, повторявшими образ Вознесенской церкви в подмосковной царской резиденции Коломенское. К почти квадратному в плане четверику основного объема с востока примыкают три полукруглые апсиды (в одной из которых расположен уже упоминавшийся выше Онуфриевский придел, выделенный главкой на небольшом барабане, имеющей теперь луковичную форму). В свое время четверик завершался тремя рядами полукружий, над которыми возвышался восьмерик, увенчанный открытым изнутри не очень высоким, но аккуратно выложенным восьмигранным шатром со слегка вогнутыми гранями и «стрелами». Позднее четверик был надстроен, и нижние ряды полукружий оказались скрыты.

Перестройка здания, предпринятая в конце XVIII-XIX вв., значительно исказила его облик. К старой церкви были пристроены трапезная и колокольня, первоначальные оконные проемы заложены, вместо них пробиты новые широкие окна, а над ними круглые оконца, расширены двери. Фасады храма покрыли штукатуркой, а беленый в прошлом интерьер грубой масляной росписью, под которой оказались скрыты остатки орнамента и храмозданной надписи середины XVI столетия.

Во время противоаварийных и консервационных работ, проводившихся в 1980-е гг. Переславским участком Ярославских областных реставрационных мастерских под руководством известного архитектора-реставратора И.Б. Пуришева были вскрыты заложенные первоначальные окна, обнаружены пяты арок старинных дверных проемов, а также фрагменты орнаментальной стенописи и уже упоминавшейся надписи. Эти мероприятия задержали разрушение храма, находившегося в течение десятилетий в заброшенном состоянии. Но и сейчас этот редкий исторический и архитектурный памятник продолжает нуждаться в серьезной реставрации. Тем не менее, нельзя не согласиться с мнением И.Б. Пуришева, который пишет, что несмотря на искажения предшествующего времени и утраты Никитский мемориальный храм по-прежнему производит впечатление своими строгими и стройными пропорциями, изящным шатром, спокойной уравновешенностью объемов[25]. Он не только хранит память о важном событии российской истории позднего Средневековья, связанном со становлением централизованного национального государства и царской власти самодержавного типа, но и наводит на размышления о превратностях человеческой судьбы его строителя и ктиторов, из некогда прославленного, а ныне бесследно исчезнувшего рода Басмановых-Плещеевых,  принадлежавших к числу активных деятелей и жертв эпохи Ивана Грозного и последовавшей за ней русской Смуты.