47

КОНЕЦ «ТРЕТЬЕГО РИМА» И УТВЕРЖДЕНИЕ

ИМПЕРСКОГО САМОСОЗНАНИЯ

НАКАНУНЕ КРУШЕНИЯ МОСКОВСКОГО ЦАРСТВА

А.П. Богданов

Москва

История и культура Рима наложили глубокий отпечаток на развитие мира. Античные корни питали и питают многие явления позднейшей истории человечества. Никого не удивляет, например, что один из величайших русских композиторов – Николай Андрее-вич Римский-Корсаков – носил фамилию «Римский». Римские-Корсаковы, среди которых с XVII в. было несколько крупных компо-зиторов, не просто вели свой род из Рима. Они считали себя род-ственниками многих римских знаменитостей, начиная со славных консулов Фабиев. Это любопытно, но еще интереснее, что закон-ное признание римского происхождения Корсаковых было тесно связано с официальной кончиной теории «Москва – Третий Рим» в период преобразований царя Федора Алексеевича (1676–1682), старшего брата Петра I.

Историко-политические концепции не живут вечно. Они соз-даются, функционируют и отмирают, либо совершают качествен-ный скачок и превращаются в новые, более приспособленные к изменившимся условиям, привлекательные и функциональные. Кончина политической теории столь же важна для ее понимания, как зарождение. Только так мы можем определить, для какого об-щественного организма она была естественной. Зарождение и первоначальное развитие теории «Москва – третий Рим» вызвало немалый интерес ученых1. А вот как функционировала эта теория, став государственной, каково было ее практическое значение и, в особенности, что с ней стало?

В Петербургский период теория уже отсутствует в официаль-ной практике. Но это не значит, что конец официального признания Москвы как Третьего и последнего Рима связан с реформами «пьяного сифилитика» (Л.Н. Толстой)2. Строительство крепостни-ческого военно-полицейского государства Петром3 лишь закрывает от глаз историков более энергичные и прогрессивные преобразо-вания, проводившиеся царем Федором Алексеевичем. Царствова-ние старшего брата Петра оставалось в исторической науке белым пятном4 именно потому, что отразило реальную возможность ино-го, чем тоталитарный, пути развития России.

Более двухсот лет историки доказывают, что во второй поло-вине XVII в. во многих областях жизни нашей страны накопились изменения, требовавшие качественных преобразований. Нельзя не согласиться с тем, что общество и государство находились в кри-

48зисе:

достаточно вспомнить городские восстания, бунт Степана Разина и Раскол Церкви. Для подобных случаев человечество изо-брело два выхода: революцию и контрреволюцию. Радикальные изменения не обязательно должны быть кровавыми: пример дают научные и технологические революции. В социальном плане оче-видна легкость преобразований, дающих реальную выгоду актив-ным представителям основных сословий. В этом, собственно, и состоял смысл настойчиво употреблявшихся в указах царя Федора понятий «общая польза» или «всенародная польза», замененных в указах Петра «пользой государственной».

В нашем случае историческая наука сознательно забыла, что преобразования могли быть с положительным или отрицательным знаком. Так, социальный кризис можно было снять, подняв обще-ственную организацию на новую ступень развития или насильст-венно вернув ее на более низкую стадию. При последнем варианте было возможно и необходимо укрепить государственный аппарат за счет прогрессивных преобразований в узких и изолированных от народа областях управления, военного дела, науки и техники.

Задачей исторической науки в тоталитарном государстве было обосновать необходимость и незыблемость именно таких преобра-зований. Этот опыт особенно интересен, поскольку в информаци-онном обществе заказ на пропаганду подобной анизотропной, т. е. однонаправленной псевдоистории резко возрастает. А изощрен-ный механизм реализации этого оплаченного заказа оставляет ма-ло шансов на проведение и тем более распространение результа-тов объективных исторических исследований. Однако я убежден, что помимо отрабатывающих жалование и гранты «научных со-трудников» на Руси всегда будут существовать движимые чистым любопытством ученые историки. И – что не менее важно – их чита-тели, заинтересованные в установлении истины и самозащите от массированной лжи.

Какая бы концепция не восторжествовала в «модернизиро-ванной» России наших дней, ее параметры можно предсказать оп-ределенно. В социальном плане она будет орудием стаи «научных сотрудников» для оправдания своего неведения и подавления на-стоящих ученых. В идейном – поднимет на щит концепцию петров-ских преобразований «сверху» для обоснования идеала насильст-венного «просвещения» страны узким кругом лиц с целью ее ог-рабления на деле и «модернизации» на словах. В культурном плане будет, подобно петровской империи и всякой диктатуре, от-рицать традицию, стараться «порвать связь времен». Наконец, бу-дущая господствующая концепция будет иметь характерные при-знаки историографической легенды. Последнюю можно опреде-

лить как общепризнанное умственное настроение, игнорирующее общеизвестные факты.

Бурные изменения в русском обществе при царе Федоре ни-коим образом не укладываются в легендарное представление о робких «предшественниках» Петра5. За 6 лет, с начала 1676 по на-чало 1682 года, прошла перестройка всей системы государствен-ного управления, финансов и армии. Был чуть не вдвое расширен кодекс законов, усовершенствован гражданский и уголовный суд. К концу царствования Федора важную роль в реформах стало играть народное представительство.

Была отменена старая система производства в чины по родо-витости и разработана новая система государственных чинов. Царь начал осуществлять радикальную церковную реформу, осно-вал свободную от духовной цензуры типографию и латинское учи-лище, утвердил проект административно, юридически и финансово автономного университета для представителей всех сословий. Разработанная при царе Федоре система общественного призре-ния подразумевала создание сети высших естественных и про-фессиональных технических училищ.

Несмотря на тяжелую войну с Турцией и Крымом6, в России успешно развивались промышленность и торговля, основанные на наемном труде. Благодаря льготным государственным кредитам домовладельцам в одном Москве было построено около 10 тыс. каменных зданий. Царь лично способствовал развитию строитель-ства и коннозаводства. На казенных мануфактурах были созданы образцы самых совершенных вооружений. В области международ-ных отношений была заложена основа создания Священной лиги христианских стран для совместного отражения османской агрес-сии в Европе.

Ориентация реформ царя Федора на Запад может быть объ-яснена схоластическим образованием, полученным государем от Симеона Полоцкого, выпускника Киево-Могилянской коллегии и Виленской иезуитской академии. Однако обращает на себя внима-ние готовность общества принять полезные инновации. Даже указ об отмене древней долгополой одежды и введении европей-ского «служилого платья» для мужчин и женщин вызвал одобри-тельные комментарии летописцев.

Общество легко восприняло такие очевидные новшества, как стиль барокко в архитектуре, перспективную живопись, партесные концерты и европейские линейные ноты в музыке. Церковь при Федоре Алексеевиче усвоила публичную проповедь, а царский двор – стихотворные речи, без которых не обходилось уже ни одно крупное мероприятие.

50«

Красотой и полезностью вещей человек веселится!» – так сформулировал придворный поэт основной эстетический принцип7. Понятия «польза», «выгода», пронизывали все общественное соз-нание, начиная с государственной идеологии. В указах царя Федо-ра ссылки на божественное провидение заменяются подробным объяснением выгоды нововведений, прежде всего выгоды эконо-мической.

С помощью экономических рычагов царь провел даже массо-вую христианизацию местной знати на востоке страны, среди му-сульман и язычников. Использование силы (основного рычага феодальной контрреволюции) было ориентировано на внешних неприятелей; военно-окружная реформа 1679 г. укрепила армию, но ослабила ее карательные возможности.

Возведя в ранг основной государственной идеи понятие «все-народной пользы», царь Федор должен был полагаться на разум своих подданных, на их способность оценивать выгоду. Поэтому просвещение, система народного образования были в глазах царя необходимым условием развития России. С помощью просвеще-ния и лучшего управления он надеялся даже преодолеть раскол Церкви, отказываясь использовать массовые репрессии, как этого требовали архиереи.

Речь шла об общеевропейском просвещении, основанном на античной традиции и начинающемся с изучения классических язы-ков – греческого и латинского8. Царь Федор и его единомышленни-ки имели в виду приобщение России ко всей системе европейских знаний. Они отвергали использование одних только результатов, практических выводов различных наук, как спешил сделать Петр. Это относилось и к западным специалистам: при Федоре их при-глашалось очень много, но не для безоглядной замены русских мастеров, а для знакомства с новейшим опытом и использования того, что оказывалось лучше старого.

Этот подход царя Федора и его единомышленников отчетливо проявился в проекте создания книги по истории России с древней-ших времен. Проект появился в конце царствования и не успел осуществиться. Сохранились только общие идеи, записанные од-ним из приближенных царя. Федор Алексеевич не был удовлетво-рен русскими сочинениями и желал иметь книгу, соответствующую всем требованиям западной исторической науки. Однако рассуж-дения о месте истории в познании, о задачах и методах историка опирались в ней исключительно на античную традицию.

Сохранившийся проект9 излагает четкую систему взглядов, вынесенных из трудов греков: Аристотеля и Платона, Геродота и Фукидида, комментариев к Гомеру, – и римлян: Полибия, Дионисия Геликарнасского и Тацита. Характерно отсутствие церковных авто-

ритетов. Из современной литературы автор проекта счёл возмож-ным взять только учение о четырех монархиях, как проверенное и подтвержденное всеми историками. Оно говорило о последова-тельной смене известных по источникам древних «царств»: биб-лейского Израильского, Ассиро-вавилонского и Персидского, элли-нистической империи Александра Македонского и Римской импе-рии с Византией.

Учение не подразумевало преемственности между «царства-ми» и полностью отрицало возможность использования теории «Третьего Рима». Но отказ от теории был обусловлен не заимст-вованием нового учения, а существенными изменениями русского исторического сознания и исторического знания. Прежде всего, русским людям уже не было необходимости искать внешние осно-вы своей государственности.

Россия представляла собой самодостаточное государство с положительным торговым балансом, признанное на международ-ной арене как мировая держава – в ранге империи. Внутри страны шло ускоренное развитие, позволявшее надеяться на преодоление технического и научного отставания от весьма немногих более пе-редовых, но менее сильных стран Западной и Центральной Евро-пы10. Извне государству более не грозила смертельная опасность – речь могла идти только о более или менее выгодных условиях русской экспансии11.

Мощи государства соответствовало самосознание граждан новой мировой державы, которые поголовно, включая крепостных крестьян, приносили присягу новому царю (ее отменил Петр, пове-лев, чтобы за рабов приносил присягу помещик). Федор Алексее-вич был уверен, что научную историю России напишет только рус-ский, – так же, как русские будут преподавать в Московском уни-верситете и производить все товары, которые еще приходится ввозить с Запада. Царь не сомневался, что историческая книга принесет пользу ученым всех народов, поскольку будет написана лучше, чем это сделал бы иностранец12.

Поддерживая строгие требования античных авторов к досто-верности изложения, Федор Алексеевич признавал необходимость учитывать общее мнение народа о своей истории. А мнения быто-вали весьма смелые13, особенно о происхождении славян и их го-сударственности14.

Наиболее популярным в царствование Федора стало «Сказа-ние о начале Руси». Согласно ему «великий град Славенск» – сто-лица древних славян – был построен намного раньше Рима. Сла-вяне имели государство еще до Моисея, когда будущие израиль-тяне пребывали в дикости и пасли стада. Сам Александр Македонский испугался впоследствии русских князей и написал к

52ним «

златопернатыми буквами» жалованную грамоту на все земли севернее его империи. «Сказание», долго бытовавшее в отдель-ных рукописях, в 1670-е гг. было трижды опубликовано в первом печатном учебнике русской истории – «Синопсисе» – и вошло в крупнейшие русские летописные своды.

Составляли «Сказание» новгородцы (прослеживаются и его западнославянские корни), но москвичи не отстали и создали не-сколько вариантов легенды «О начале града Москвы, како сперва начался». Согласно ей Московское государство было основано внуком Ноя Мосохом, владевшим землями от Черного моря до вер-ховьев Дона и Волги. Позже, в поисках приключений, Мосох ушел на запад и заселил Италию. Древние итальянцы-этруски по проис-хождению наши братья-москвичи, только за отдаленностью места язык у них испортился – гласит легенда (к тому же дети больше усваивают язык от матери,– рассудительно заметил книжник XVII в., подразумевая, что Мосох по обыкновению странствовал с ком-панией добрых молодцев).

Бытовала при Московском дворе и такая мысль: само назва-ние «Россия» отражает событие Великого столпотворения, когда Бог смешал языки и «рассеял» народы по земле. Поэтому цари всея России по праву есть государи «по всей земле всех людей», попросту говоря, «всей Вселенной государи и самодержцы». Им остается только реально расширить свое царство «до концов Все-ленной». Такое рассуждение не было исключительным достоянием историков и публицистов.

Богоизбранным государем «всей Вселенной», «единым под-солнечным христианским царем» заставил называть себя Борис Годунов. О праве московского царя на Вселенную было заявлено в торжественной «Молитве патриарха Филарета» при его восшест-вии на святой престол (1619). Эта молитва получила высшее офи-циальное признание при коронации его сына Алексея (1645).

На обладание Вселенной, как она представлялась в XVII в., нельзя было претендовать только со ссылкой на Римское и Визан-тийское наследство. В этом убедился уже царь Алексей Михайло-вич. При его коронации теория «Москва – Третий Рим» была реа-лизована наиболее полно. По тщательно продуманному сценарию царь и патриарх дружно ссылались на наследие Мономаха – Вто-рой Рим, и притязали на Рим Первый, откуда, «изыде великих го-сударей российских корень… от Августа кесаря, обладавшего всей Вселенной».

Вселенной, как было известно современникам, Август не об-ладал. К 1660-м гг. Алексей познал, что обладать ею, сокрушая всех хотящих войны силой оружия, и русский царь не сможет. А тут еще староверы смутили народ мыслью, что Москва нехороший

Третий Рим – царство Антихриста15. Очевидный изъян в держав-ной идеологии ликвидировал царь Федор Алексеевич.

При его коронации в начале 1676 г. России и миру было объ-явлено, что принцип прямого наследования – второстепенное обоснование царской власти. Царь Федор короновался, прежде всего, по церковному закону16, как единственный во вселенной православный государь, и лишь затем – «по обычаю древних ца-рей и великий князей российских»17. Новая формула сакрализации царской власти повторялась при коронации Федора трижды, а че-рез несколько лет, при венчании его младших братьев Ивана и Петра – 5 раз!

Российское самодержавное царство в высшей степени офи-циально стало единственным в мире православным самодержав-ным царством. Идеологическое обоснование власти московских царей было приведено в соответствие с державным статусом России.

Православие в сочетании с самодержавием, «царством», – давало полное право претендовать на обладание всем человече-ством в предсказанном едином Царстве Христа. В конце XVII в. подобного не могла заявить о себе ни одна западная держава, а мусульманский мир был счастливо расколот. Россия получила, та-ким образом, самую сильную из мыслимых концепций.

В отличие от идеи римско-византийского наследия, новая кон-цепция подразумевала распространение власти до пределов Все-ленной благодаря духовному превосходству Российского право-славного самодержавного царства. Непримиримейший поборник войны с Османской империей говорил перед полками: «О чудо предивное и образ, еже воевати тако, никогда слышанный! Воюете не того деля, дабы смерти предали побежденного, но к животу, се есть приносити его ко благочестию истиннаго света, просвещаю-щаго всякого человека, грядущаго в мире. Не яко его во узилище предати, но во еже свободити его от страшныя вериги адовы»18.

Византийское наследство временами использовалось публи-цистами; политиками оно могло упоминаться в тактических сооб-ражениях, например, в переговорах о целях Священной лиги19. Но уподоблять Москву Константинополю или Риму правительство и его публицисты больше не желали – тем более что это с успехом делали в народе вожди староверов, предрекавшие Царству Анти-христа разложение и гибель.

В области исторического знания теория «Третьего Рима» не выдерживала критики из-за своей отвлеченности от причинно-следственных связей. Без них, считал царь Федор вслед за Поли-бием, история становилась басней. Царь желал видеть написан-ную русскими учеными историю критической и прагматической,

описывающей достоверные события в их связях и последователь-ности. Но не было ли это желание оторванным от возможностей русских авторов, особенно когда речь шла об античности?

Нет – это доказывается, в частности, происхождением фами-лии великого русского композитора, с которого я начал рассказ. Официальному закреплению за Корсаковыми фамилии Римских способствовало сочинение архимандрита Игнатия – первого ком-позитора в роду Римских-Корсаковых20. «Генеалогия» Игнатия21 была написана в связи с намерением царя Федора кодифициро-вать дворянские родословные (в контексте введения обязательной службы и отмены местничества).

Пока царь думал об учреждении Палаты родословных дел, Игнатий создал первый в России ученый труд по генеалогии, где обосновал ее значение, задачи и методы. Не удивительно, что возможности новой для России научной дисциплины автор проде-монстрировал на своей фамилии. Игнатий буквально воспринял пожелание царя Федора историкам использовать учение о четырех монархиях – и проследил свой род через все, вплоть до Адама.

Следуя по хронологии, было просто описать родство от Адама до Ноя и его сына Афета. Кратко и предположительно пришлось пройти через Ассирийское царство, Египет и древнегреческого бо-га Крона (у римлян Сатурна). По греческой мифологии Игнатий легко добрался до Геракла Юпитеровича и, с его помощью, до Корса – легендарного царя о. Корсика. Далее следовало лишь ак-куратно донести до читателя римские родословные легенды, опи-сать многочисленных потомков Корса, например, фамилию Фаби-ев, только о консульствах которой автор привел 59 упоминаний в древнеримской литературе.

Предок Корсаковых бежал из Этрурии раньше, чем угас род Фабиев – он покинул армию Гнея Помпея в Греции после битвы при Акции и укрылся от гнева Октавиана Августа в далекой При-балтике, на месте будущей Курляндии. Потомки беглого римляни-на переселились в Литву и положили начало многим тамошним князьям. С 1267 г. Корсаки жили в Жмуди, а в 1390 г. один из них, Венцеслав, выехал в свадебном поезде Софьи Витовтовны на Русь к великому князь Василию I Дмитриевичу. Позднейший пери-од, хорошо известный по литовским и русским родословиям, опи-сан в «Генеалогии» кратко.

Этого было достаточно. Ведь младший брат Венцеслава Мстислав был предком Милославских, из которых происходила мать царя Федора. Таким образом, и государь по матери был в родстве со знаменитыми римлянами и вообще с половиной Евро-пы, ибо Игнатий не упускал случая рассказать о судьбе множества фамилий, связанных со «своей» ветвью Корсаковых.

Итак, царь Федор узаконил, а его сестра Софья подтвердила право Корсаковых именоваться Римскими, но сочинение Игнатия имело не только практическое значение. Оно показывает, насколь-ко глубоко и основательно мог разобраться в античной и новой ев-ропейской литературе русский книжник периода либеральных ре-форм.

Игнатий, который свободно переводил с греческого и латин-ского, указал в списке источников 65 авторов, а большинстве сво-ем древних. Это практически все античные историки (за исключе-нием Аполлодора), а также наиболее известные философы, поэты и публицисты от Гомера и Аристотеля до Боккаччо и Эразма Рот-тердамского. Из более близких по времени сочинений в «Генеало-гии» использованы многотомные итальянские и польские труды – Барония, Ботеро, Гваньини, Бельского, Стрыйковского и др.

Использовал Игнатий и труды по генеалогии, но близкого по содержанию, построению или хотя бы источникам,– такого, о кото-ром все уже подумали, – в природе не существует. Все, что дейст-вительно им «заимствовано» – это кража нескольких ссылок или, интеллигентнее, цитирование небольших фрагментов чужих тек-стов вместе с авторскими ссылками. Помимо обязательных ссылок в тексте, Римский-Корсаков применил опыт критики источников, полученный на Западе при подготовке научных изданий античных авторов. Он привлек данные исторической географии и топоними-ки, истории религий и языков, этнографии, археологии и геральдики.

«Генеалогия» не была строго научным сочинением. Уже в то время ученый коллега мог найти в ней слабые места и оспорить ряд домыслов. Впрочем, это характерно и для сочинений совре-менных научных сотрудников. А в России конца XVII в. элементы ученой критики использовались все шире. Через несколько лет появились «Известие истинное» и «Созерцание краткое» Сильве-стра Медведева22, вскоре была завершена и первая строго науч-ная монография – «Скифская история» Андрея Ивановича Лызло-ва23. Можно сказать, что кончина теории «Третьего Рима» совпала с рождением русской исторической науки.

Оно предшествовало крушению Московского царства и началу Петербургской империи, более века державшей историков в креп-кой узде. Первые вольные русские историки кончили плохо. Про-светитель Медведев сложил голову на Лобном месте24. Правдоис-кателя Лызлова разбил паралич в борьбе с казнокрадами в Азов-ском походе25. Римского-Корсакова первым из русских писателей объявили сумасшедшим.

Потребная империи историческая наука была призвана об-служивать исключительно интересы военно-полицейского государ-ства. Не удивительно, что именно петербургский период ныне

56 пламенно любим поборниками

власти. Писатели же XVII в. имено-вали себя просто – творцы. Они представляли себе Российскую державу и «общую пользу» ее народа иначе, чем штатные исто-риографы Петровской империи. Они руководствовались совер-шенно иными мотивами творчества. Они были убеждены, что че-ловек создан Вышним Творцом для познания творения и сам про-цесс познания раскрывает ангельскую сущность твари.

Не ради благодарности потомства создавали они историче-скую науку (которую позже постараются забыть, чтобы приписать все лавры служилым историкам XVIII в.). Как писал «Сольвестеру» – «солнцу нашему» – соратник Медведева Иннокентий Монастыр-ский (первым из русских писателей обвиненный в том, что он «ев-рейского рода»26): «Солнцу подобает светить, если и знает, что смрадное место по просвещении такое же пребывает смрадное, как и прежде просвещения».

¹Общие труды об этой теории поражают количеством и смелостью оценок: Дьяко-нов М.А. Власть московских государей. Очерки по истории политических идей древ-ней Руси до конца XVI в. СПб., 1889; Милюков П.Н. Очерки по истории русской куль-туры. Ч. 2–3. СПб., 1897–1901; Кириллов И. Третий Рим. Очерк исторического раз-вития идеи русского мессианства. М., 1914; Чаев Н.С. «Москва – Третий Рим» в политической практике московского правительства XVI века // Исторические запис-ки. М., 1945. Т. 17. С. 3–23; Оглоблин О. Московська теорiя III Риму в XVI–XVII стол. Мюнхен, 1951; Крупницький Б. Теорiя III Риму I шляхи росiйскоi iсторiографиii. Мюн-хен, 1952; Мiрчук I. Iсторiчно-iдеологiчнi основи теорii III Риму. Мюнхен, 1954; Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских. М.-Л., 1955; Лурье Я.С. Идеоло-гическая борьба в русской публицистике конца XV – начала XVI в. М.-Л., 1960; Зо-лотухина Н.М. Развитие русской средневековой политико-правовой мысли. М., 1985; Чичуров И.С. Политическая идеология средневековья. Византия и Русь. М., 1990; Сахаров А.Н. Политическое наследие Рима в идеологии Древней Руси // Ис-тория СССР. 1990. № 3. С. 71–83; Скрынников Р.Г. Третий Рим. СПб., 1994; Кудряв-цев М.П. Москва – Третий Рим. Историко-градостроительное исследование. М., 1994; и др. Изобилие и хронологические рамки этой литературы тем более приме-чательны, что источниковедческие исследования сосредоточены почти исключи-тельно на текстах конца XV и неполного XVI в., см. библиографию: Синицына М.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV–XVI вв.). М., 1998. Слово «эволюция» здесь относится ко времени зарождения теории: источни-ков, характеризующих развитие и функционирование концепции на высшем офици-альном уровне в XVII в. автор и его соратники просто не желают знать, хотя они всегда были известны. Источниковедческие наблюдения по теме в XVII в. были сосредоточены в основном на литературе староверов (см. ниже).

²Личность первого императора, Отца Отечества, хорошо представлена в кн.: Бого-словский М.М. Петр I. Материалы для биографии. Т. I и сл. М., 1940 и сл. Историк, на которого этот строго научный труд произведет недостаточно сильное впечатле-ние, может ознакомиться с полным текстом сильно порезанного цензурой сочине-ния в фонде академика Богословского в Архиве РАН в Москве. Коллегам других специальностей рекомендую высокохудожественный очерк Костомарова: Царевич Алексей Петрович (по поводу картины Н.Н. Ге) // Н.И. Костомаров. Исторические монографии и исследования. СПб., 1881. Т.14. (в любом издании). В нем один из

57 лучших русских историков проводит тонкие исторические параллели и воспроизво-дит духовный контекст деятельности Петра. 3 Историкам, хранящим иллюзии относительно сути петровского государства, на-стоятельно рекомендую старую добрую монографию: Милюков П.Н. Государствен-ное хозяйство России в первой половине XVIII столетия и реформы Петра Велико-го. СПб., 1905. Коллегам смежных специальностей легче ознакомиться с моим очерком «Крепостная Россия» в кн.: Автократова М.И., Буганов В.И. Сокровищни-ца документов прошлого. М., 1986. С. 155–170. 4 См.: Богданов А.П. В тени великого Петра. М., 1998. Полный текст (610 с.) моно-графии Царь-реформатор Федор Алексеевич Романов (1676–1682) подготовлен к печати. 5 См. также мои работы: Царь Феодор Алексеевич: 1676–1682. М., 1995; Царь Фе-дор Алексеевич // Филёвские чтения. Вып. VI. Материалы третьей научной конфе-ренции по проблемам русской культуры второй половины XVII – начала XVIII веков. 8–11 июля 1993 г. М., 1994. С. 3–48; Федор Алексеевич // ВИ. 1994. № 7. С. 59–77; «Достойно есть»: Либеральный царь Федор Алексеевич // Социум. 1994. № 4–5 (35–36). С. 69–79; Федор Алексеевич. Софья Алексеевна // Романовы. Исторические портреты. Кн.1. М., 1997. С. 156–227; Царь Федор Алексеевич: философ на троне // Философский альманах. Вып. 2. СПб., 1997. С. 83–98 (в Рунете: Санкт-Петербург-ский центр истории идей. ideashistory.org.ru/almanacs/alt02/Bogdanov.htm); Государ-ственные взгляды царя Федора Алексеевича // Чтения по истории русской культу-ры. М., 2000. С. 23–35. 6 Богданов А.П. Неизвестная война царя Федора Алексеевича // Военно-истори-ческий журнал. 1997. № 6. С. 61–71; он же. Почему царь Федор Алексеевич прика-зал сдать Чигирин // Там же. 1998. № 1. С. 38–45. 7 Эстетические принципы и отраженное в них мировоззрение подробно анализиру-ются в серии моих монографий по общей теме «Поэзия Московского двора послед-ней четверти XVII века» (готовятся к печати). В общих чертах с ними знакомят мои публикации и статьи: Сильвестра Медведева панегирик царевне Софье 1682 г. // ПКНО за 1982 г. Л., 1984. С. 45–52; Естественнонаучные представления в стихах Кариона Истомина // Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1988. С. 260–279; Диалектика конкретно-исторического содержания и литературной фор-мы в русском панегирике XVII века // Древнерусская и классическая литература в свете исторической поэтики и критики. Махачкала, 1988. С. 48–65; Литература предпетровского времени // Наука сегодня. М., 1988. Вып. 15. С.199–206; Литерату-ра и общество накануне Петровских преобразований // Русская речь. 1988. № 2. С. 96–102; Памятник русской педагогики XVII в. (Поэтический триптих Кариона Ис-томина для начальной школы) // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1989. С. 96–144; София-Премудрость Божия и царевна Софья Алексеевна. Из истории русской духовной литературы и искусства XVII века // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1994. Вып. 7. С. 399–428; Царевна Софья в современных поэтических образах // Культура средневековой Москвы: XVII век. М., С. 305–325; В Москве накануне Петровских преобразований // Человек в российской повседневности: сборник научных статей. М., 2001. С.192–196. То же: Дидакт. 2001. № 4 (43). С. 6–10; и др. 8 См. мои работы: К полемике конца 60-х – начала 80-х годов XVII в. об организации высшего учебного заведения в России. Источниковедческие заметки // Исследова-ния по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1986. С.177–209; Борьба за развитие просвещения в России во второй половине XVII в. Полеми-ка вокруг создания Славяно-греко-латинской академии. // Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР с древнейших времен до конца XVII в. М., 1989. С. 74–88; Из предыстории петровских преобразований в области высшего образования // Реформы второй половины XVII–XX в.: подготовка, проведение, 58 результаты. М., 1989. С. 44–63; Борьба за организацию славяно-греко-латинской академии // Советская педагогика. 1989. № 4. С.128–134. Карион Истомин и Ян Амос Коменский (К проблеме освоения творческого наследия «учителя народов» в России XVII века) // Acta Comeniana. Revue internationale des etudes comeniologiques. 8 (XXXII). Praha. 1989. S.127–147; и др. 9 Замысловский Е.Е. Царствование Федора Алексеевича: Ч. I. Обзор источников. СПб., 1871. Приложения. С. XXXV–XLII; Чистякова Е.В., Богданов А.П. «Да будет потомкам явлено...» Очерки о русских историках второй половины XVII века и их трудах. М., 1988. С. 3–12. 10 О последней гуманитарии, рассуждающие о «путях цивилизации», склонны забы-вать, сбитые с толку школьно-университетским курсом, уделяющим основное вни-мание «передовой» Англии и блистательной Франции. Отдавая должное усердию англичан в утверждении прав и свобод джентри и буржуа (как и французов в похва-лах любимой стране), замечу, что Англия в XVII в. по сравнению с политически раз-дробленной Германией была бедной страной с низким уровнем жизни, самой дикой нетерпимостью и соответственным убогим искусством. Избавившись от аристокра-тических игрушек, вроде театра, самодовольные пуритане оплачивали лишь техни-ку и разрушительную, в т. ч. философскую литературу, – да и ту в XVIII в. сменила романистика. При этом в области техники, в т.ч. военной, и образования, в т.ч. уни-верситетского, Англии в «бунташном веке» ничуть не уступала, например, Чехия, отличавшаяся вдобавок высоким уровнем жизни, развитием искусств и редкостной толерантностью. Конечно, чехи сильно отставали в социально-экономических и политических реформах, зато сумели остаться в числе самых благополучных евро-пейских стран, не повергая в нищету и не обращая в рабов большую часть своего населения, как англичане в XV–XVI вв., не делая его пролетарской приставкой к машине с XVII в., и не грабя весь мир с XVIII в., когда за 100 лет Англия продала больше рабов, чем все остальные страны Нового времени за столетия работоргов-ли. Современный ученый, превозносящий эпоху кровавой и «Славной» революции в Англии, должен подумать, где бы он хотел в то время жить: на задворках культур-ного мира в Лондоне или в центре Европы в Праге? Где работать: в поповском Кем-бридже или вольном Карлове университете? Приятнее ему издревле славная чеш-ская кухня или ужасная доселе английская? Жить без отопления зимой или с оным? Спать с доброй румяной чешкой или бледной от баптистской нетерпимости, как раз готовящейся надеть синий чулок англичанкой? – Ответ ясен: конечно, в Париже, средоточии культуры, где даже Король-Солнце сумел помыть тело всего три раза (первый при рождении, третий посмертно). Но смущает Версаль, где Людовик XIV в сознательном возрасте искупался по настоятельной рекомендации врачей в фонта-не. Там в принципе не было туалетов! Строительство этих необходимых (и даже утепленных) сооружений было в обычае лишь к востоку от Эльбы: чехи не потряса-лись, а французы восхищались ими в Москве. Вот вам и «единая Европа»: у чехов есть, у немцев уже нет, а к западу от Рейна это предмет этнографических востор-гов! 11 Война с Османской империей (1673–1681) нанесла сильный удар по государст-венным финансам, но не перешла границ России (сражения шли в польской части Украины, степях Крымского ханства, турецких низовьях Дона, на Азовском и Черном морях, куда вышла построенная на Воронежских верфях эскадра генерала Г.И. Косагова). Даже в жестоких битвах 1677–1678 гг. у Чигирина российская армия не рисковала поражением: по вооружению и выучке она настолько превосходила лучшие полки янычар, что даже без артиллерии выбивала их превосходящие силы с укрепленных гор, а на глазах отборной конницы спаги форсировала Днепр. 12 Царь имел в виду, что «всякой народ про себя, и про дела свои, и про страну свою лучше умеют списати, чем чюжой». 59 13 См., например: Богданов А.П. Русь и Вселенная в период формирования импер-ской концепции (последняя четверть XVII в.) // Россия и внешний мир: диалог куль-тур. Сборник статей. М., 1997. С.185–206; он же. Российское православное само-державное царство // Мировосприятие и самосознание русского общества. Вып. 2. М., 1999. С. 94–111. 14 Подробнее об исторических концепциях конца XVII в. см.: Богданов А.П. Летопи-сец и историк конца XVII века: Очерки исторической мысли «переходного времени». М., 1994; он же. От летописания к исследованию: русские историки последней чет-верти XVII века. М., 1995. 15 Идущий от Послания Филофея тезис теории «Москва – Третий Рим» – «два Рима падоша, а третий стоит и четвертому не быти» – староверы толковали как сбыв-шееся пророчество о «падении» Москвы (в никонианство), за коим следует приход Антихриста (его руку видели в действиях властей предержащих) и конец времен. В толковании Писания староверы были ясны и логичны! См.: Три челобитных справ-щика Савватия, Саввы Романова и монахов Соловецкого монастыря. СПб., 1862; Субботин Н. Материалы для истории раскола за первое время его существования. Т. 3–4, 6–7. М., 1878, 1885; Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. (Исследования из начальной истории раскола по вновь открытым памятникам, из-данным и рукописным). СПб., 1898; Гурьянова Н.С. Крестьянский антимонархиче-ский протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма. Новосибирск. 1988; Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. Источники, типы и эволюция. СПб., 1995; и др. 16 Буквально: «по преданию святыя Восточныя Церкви». Этому статусу нового осно-вания царской власти соответствовала и радикальная реформа церемонии венча-ния, на которой первую роль теперь нераздельно играл патриарх, а царь, уподоб-ляясь императору Византии, причащался в алтаре со священниками и торжествен-но произносил Никео-Цареградский Символ веры. 17 Все чины венчания русских государей, в том числе их неопубликованные редак-ции, хорошо известны. Со времен Барсова было очевидно, что с конца XV по конец XVII в. они представляют собой единый развивающийся комплекс прекрасно сопос-тавимых текстов (Барсов Е.В. Древне-русские памятники священного венчания ца-рей на царство в связи с греческими их оригиналами. С историческим очерком чи-нов царского венчания в связи с развитием идеи царя на Руси // ЧОИДР. 1883. Кн. I. С. I–XXXV, 1–160). Составлялись дела о венчании с сопутствующими документами, и даже редакции «с отменами», изменениями сравнительно с прошлыми корона-циями и в реальной церемонии относительно сценария: Бычков Ф.А. Разрядные записки о венчании на царство Федора Алексеевича. М., 1883 (То же: ЧОИДР. 1883. Кн. I); Морозова Л.Е. Две редакции чина венчания на царство Алексея Михайловича // Культура славян и Русь. М., 1988. С. 457–471. Но убедить исследователей теории «Третьего Рима» целостно использовать этот источник автор не смог и вынужден был сам восполнить пробел: Богданов А.П. Чины венчания московских царей // Культура средневековой Москвы XIV–XVII вв. М., 1995. С. 211–224. 18 Игнатий Римский-Корсаков. «Слово благочестивому и христолюбивому россий-скому воинству» на отправление в I Крымский поход, с панегириком царям Иоанну и Петру, царевне Софье, В.В. Голицыну и патриарху Иоакиму 14 марта 1687 г. // Па-мятники общественно-политической мысли в России конца XVII века: Литературные панегирики / А.П. Богданов. М., 1983. С.135–173. Цит. с.170. 19 И то союзники (Империя и Венеция) использовали эту идею активнее, чем мос-ковское правительство, в котором на ней спекулировал разве что Ф.Л. Шакловитый; цели и аппетиты российских политиков были довольно скромны. См.: Богданов А.П. Россия накануне империи: политические концепции и реальность последней чет-верти XVII века // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. 60 Вып. 2. М., 2002. 20 Об этом замечательном творце см. в моих трудах: «Слово воинству» Игнатия Римского-Корсакова – памятник политической публицистики конца XVII в. // Иссле-дования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1984. С.131–158; Творческое наследие Игнатия Римского-Корсакова // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1993. Вып. 6. С.165–248; Игнатий Римский-Корсаков // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). Ч.2. И–О. СПб., 1993. С. 26–31; От летописания к исследованию… С. 31–214; Европейский историк в России XVII века // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприя-тия. Вып.1. М., 2000. С. 69–86; Первый Римский-Корсаков // Россия XVII века и мир. К 80-летию доктора исторических наук, профессора Елены Викторовны Чистяковой: Юбилейный сборник. М., 2001. С. 322–345; Ученый митрополит XVII века Римский-Корсаков // Дидакт. 2001. № 6 (45). С. 60–66. 21 Игнатий Римский-Корсаков. Генеалогиа / А.П. Богданов. М., 1994; Богданов А.П. Первое ученое родословие в России: «Генеалогия» Игнатия Римского-Корсакова // Историческая генеалогия. Екатеринбург, 1993. Вып.1. С.16–22 (на рус. и англ. язы-ках); он же. Русская «Генеалогия» XVII века // Там же. Вып. 3. Екатеринбург-Париж, 1994. С. 49–64. 22 Сильвестра Медведева «Известие истинное» / С.А. Белокуров // ЧОИДР. 1885. Кн. 4; Сильвестра Медведева «Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся по гражданстве / А.А. Прозоровский // ЧОИДР. 1894. Кн. 4. Более доступное издание «Созерцания»: Россия при царевне Софье и Петре I. Записки русских лю-дей / А.П. Богданов. М., 1990. С. 45–200. 23 Андрей Лызлов. Скифская История / А.П. Богданов. М. 1990. 24 О его судьбе и творчестве см. в кн.: Чистякова Е.В., Богданов А.П. «Да будет потомкам явлено...» С.103–119,– а также в моих специальных работах: Сильвестр Медведев // Вопросы истории. 1988. № 2. С. 84–98; Летописец и историк… С. 63–144; От летописания к исследованию… С. 215–303. Наиболее близкое знакомство с его личностью дает опыт исторического портрета в моей кн.: Перо и крест: Русские писатели под церковным судом. М., 1990. С. 231–382. 25 О его жизни и творчестве см.: Чистякова Е.В. Русский историк А.И. Лызлов и его книга «Скифская история» // Россия XVII века и мир. М., 2001. С. 200–217 (на с. 446–461 см. полную библиографию трудов автора, «открывшего» нам Лызлова). См. также: Богданов А.П. От летописания к исследованию… С. 304–490. 26 Тезис московских «мудроборцев» (противников университетской науки) состоял в том, что Иннокентий по происхождению еврей, значит – иудей «и, естественно, ду-хоборец». Любопытно, что на украинских иерархов это обвинение в адрес Кирил-ловского игумена не произвело впечатления. Несмотря на явный гнев патриарха Иоакима, Иннокентий сохранил высокое положение при ученом Киевском митропо-лите Варлааме Ясинском. О взаимоотношениях в Церкви этого периода см: Богда-нов А.П. Русские патриархи. Т. 2. М., 1999. С. 82–315. Обо всех перипетиях идейной борьбы «в верхах» см.: Богданов А.П. Московская публицистика последней четвер-ти XVII века. М., 2001.