174
ПОСЛАННИК
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.
А.М.
БЕЛОСЕЛЬСКИЙ-БЕЛОЗЕРСКИЙ
Т.В.
Артемьева
Санкт-Петербург
Старинный
род Белосельских-Белозерских, ведущий свое на-чало от Рюрика, верно служил
России на протяжении не одной сотни лет. Один из его представителей, князь А.М.
Белосельский-Белозерский (1752–1810) делал это за пределами России, пред-ставляя
свою страну во многих странах Европы.
Александр
Михайлович Белосельский-Белозерский получил образование в Берлине и в Лондоне1,
в семье своего дяди графа П.Г. Чернышева (1712–1773). Тот девять лет служил
послом Рос-сии в Лондоне и даже был избран в Лондонское Королевское об-щество,
правда не за научные, а за дипломатические заслуги2. До-черью Чернышева,
кстати, была Наталья Петровна Голицына (1741–1837), очаровательнейшая и
умнейшая женщина своего времени, впоследствии занимавшая особое место в российском
обществе, и ставшая прототипом для знаменитой пушкинской «Пи-ковой дамы».
Дипломатом был
и его старший брат, один из героев истории, связанной с воспоминанием А.Н.
Радищева о годах своей юности, проведенных в Лейпциге вместе с Петром
Челищевым, Андреем Рубановским, Сергеем Яновым, Алексеем Кутузовым,
Алексан-дром Римским-Корсаковым, Несвитским, Трубецким, Зиновьевым, Насакиным,
Федором Ушаковым и его братом Михаилом, описан-ной в «Житии Федора Васильевича
Ушакова». В 1766 г. молодые люди были посланы Екатериной в Европу, чтобы
получить там об-разование в Лейпцигском университете. Группу молодых студентов
опекал майор Бокум, постоянно сокращавший расходы на их со-держание в свою
пользу. Радищев пишет о серьезном конфликте с их наставником, происшедшем в
1771 г., заставившим молодых дворян взбунтоваться. Бокум посадил их под арест и
собирался отдать под суд. Перспективы были настолько мрачные, что, как пишет
Радищев, «многие из нас намерение положили оставить тайно Лейпциг, пробраться в
Голландию или Англию, а оттуда, сыскав случай, ехать в Ост-Индию или Америку»3.
Впрочем, все устроилось. Глава дипломатической миссии в Дрездене, «наш
ми-нистр» освободил несчастных заключенных своей властью. «Ми-нистр, приехав в
Лейпциг, нас с Бокумом помирил, и с того време-ни жили мы с ним почти как ему
неподвластные; он рачил о своем кармане, а мы жили на воле и не видали его
месяца по два»4. Вот
175
этим-то спасителем Радищева и его товарищей и был Андрей
Ми-хайлович
Белосельский5, служивший в то
время в Лейпциге.
Исследователи
часто путали Андрея и Александра Белосель-ских, и приписывали освобождение несчастных студентов
Алек-сандру6, ссылаясь на публикацию Н. Барсуковым заметки сына А.Н.
Радищева
Н.А. Радищева,
найденных
им в архиве кн. Вязем-ского7.
Но
там говорилось лишь о «русском
посланнике в Дрездене кн. Белосельском»8. Даже речи не было о том, что в эти годы там мог служить Александр. Позже,
в
1779 г., он действительно был назначен на место брата, но в 1771
г. он был еще слишком молод, чтобы занимать такой пост.
Кстати, Александр Михайлович был первым, кто стал носить двойную фамилию. В 1799
г. император Павел I повелел ему,
как
старейшему в роде, именоваться
князем Белосельским-Бело-зерским,
этот
титул был подтвержден Александром I.
Белосельский
получил прекрасное образование,
вполне
в ду-хе
просвещенной эпохи и «философского
века». Его
воспитателем был француз Д. Тьебо (Diedonne Thiebault) (1730–1807), юрист, пи-сатель, член Берлинской академии наук. В одном из писем он со-ветует молодому князю беречь свое слабое здоровье и
состояние, так как он
слишком горд и самолюбив, «чтобы быть
рабом»9.
С детства
юноша отличался слабым здоровьем и с 24
лет
жил в Италии. Там он увлекся
искусством, прежде всего
музыкой, о чем
свидетельствует его сочинение "О музыке в
Италии"
(Beloselskii-Belozerskii De la musique en Italie. Par le Prince de Beloselsky.
La Haye, 1778). Ему не терпится завязать знакомство с известными европейскими
интеллектуалами. В 1775 он посылает письмо и по-священие в стихах Вольтеру. Вольтер отвечает довольно любезно. Завязывается переписка и с Руссо. Философ пишет молодому рус-скому дворянину: "Выраженные мне Вами, князь,
чувства
любви и уважения доставили мне большую радость. Благородные сердца перекликаются, испытывая друг к другу взаимное влечение. Пере-читывая Ваше
письмо, я говорил себе: немного людей внушают мне такие же ответные чувства"10. Белосельский-Белозерский пе-реписывался
также с Бомарше, Мармонтелем, Делилем,
Б. Де Сент-Пьером, Лагарпом,
принцем
де Линем и др.
В это же время
Белосельский-Белозерский
начинает писать и сам. Большой
известностью пользовались сочинения,
молодого
князя, посвященные
французской литературе. Наиболее интерес-но первое "Poesies francaises d'un prince etranger" (1789 г.) Здесь он дает
экскурс в русскую историю, в частности
довольно подробно говорит о дочери Ярослава (которого Вольтер назвал "неизвест-ным князем неведомой России"11) Анне, супруге Генриха I.
176
Одно из писем
Белосельского-Белозерского
из Италии попало в руки Екатерине II.
Проницательная
монархиня сразу распознала талантливого человека и решила привлечь его к
государственной службе. Она пишет: "Вот письмо прекрасно написанное и
еще лучше придуманное. Если не
использовать услуг автора, то где же
искать людей. Я приказала
принести список свободных мест за границей и назначу его к одному из
иностранных дворов"12.
Исследователь
жизни А.М.Белосельского-Белозерского В.А.Верещагин
отмечает: «"Екатерина "Великий", как называл ее блиставший
остроумием князь де Линь, обладала
ценнейшим и редчайшим у монархов даром "счастливой
руки". И, может быть,
именно
этой "руке" она обязана была в значительной
степени ве-личием царства. Все орлы ее стаи, все эти сверкающие алмазами сподвижники ее славных
дел были, в громадном
большинстве слу-чаев, совершенно неподготовлены предыдущей своей
деятельно-стью, или скорее бездеятельностью, ожидавшим их прославлен-ным подвигам,
что
нисколько не помешало им обессмертить и себя и царство, которому они служили. "Счастливая рука" Императрицы искупала эту неподготовленность, предугадывая чудодейственным наитием, и почти всегда безошибочно, способности и качества из-бираемых ею сподвижников. Этой изумительной удачливостью Екатерины и
объясняется подавляющее при ней число "настоящих
людей в настоящих местах"»13.
Первоначально
Белосельский-Белозерский
был русским по-сланником в
Дрездене. Много лет он
так же выполнял дипломати-ческие миссии
в Вене и Сардинии. К числу своих
задач молодой дипломат относил также пропаганду отечественной культуры. Так,
например, во время своего пребывания в Турине, он,
заказывал
и издавал гравированные портреты известных русских людей: Петра Великого,
Ломоносова, Сумарокова,
митрополита
Платона, А.П.
Хвостовой
и др.14
Сохранились
тексты его писем вице-канцлеру графу
Ивану Андреевичу Остерману. Почти все из них
написаны по-русски, в соответствии с указом Екатерины II от 3
декабря
1787 г. предписы-вавшего всем «природным»
российским
представителям за грани-цей писать
донесения на ее имя и в Коллегию иностранных дел, а также использовать в переписке между собой только
русский язык, «исключая
только тот случай, где существо
дела, предстоящего к
их донесению, взыскивать
будет точного сохранения слов,
упот-ребленных при трактовании оного»15. Эти документы были сохра-нены в семейном архиве и переданы в журнал «Русский архив»
Елизаветой
Эсперовной Трубецкой (урожденной
Белосельской-Белозерской), родной внучкой Белосельского-Белозерского.
Пись-ма рассказывают о событиях Французской революции и
мерах, ко-
177
торые
предпринимали европейские государства,
в
частности, Сар-динское королевство, чтобы обезопасить себя от этого влияния16. В письме из Турина от 9(20) октября 1792 Белосельский-Бело-зерский пишет, что король даже запретил открывать в этом году
Туринский университет: «Ученики, которые теперь на вакациях, оказали тому год назад дух своевольства очень для
настоящего времени опасный"17
Во
«Всеподданнейшем
донесении князя Бело-сельского» Екатерине II
он
передает слова сардинского короля,
ко-торый сожалеет,
что
Россия и Екатерина так далеко:
"О ежели бы она царствовала ближе к нам, то я бы первый,
с
моими войсками пошел в ее следы,
может
быть, порядок во
Франции восстановлен бы уже был,
или
по крайней мере все бы уже знали,
как
вести себя в сем подвиге»18.
Российский
дипломат пишет об устройстве гильотины,
якобин-ском терроре,
скорой
гибели короля и королевы, ставших
объекта-ми насмешек и
издевательства, "сумасшедшей
борзости француз-ского народа"19 и размышляет о причинах, приведших к такому по-ложению вещей.
Он
пишет из Турина 2 (13)июля1792: «Якобинское скопище сильнее час от
часу становится и издевается самым язви-тельным
образом слабости Людовика XVI.
...Надобно
ожидать крайних изуверств против короля,
а
наипаче королевы. В самом деле, когда чернь однажды напала на обманчивое начало, то уж и должно выводить оттуда все последствия, рождающиеся от неук-ротимых страстей и поползновенности. Такие поступки натурально плодятся от системы ее
независимого господства, так как из от-влеченного метафизического равенства людей, признанного поли-тическим правилом"20. Белосельский-Белозерский
сожалеет, что
общественное безумие представлено как результат «дивно-утонченной
философии». На самом деле, это ни что иное, как «атеизм, материализм и олигархия, прикрытые личиною красно-глагольствия сумасшедших»21.
В
Коллегию иностранных дел всегда привлекали людей знат-ных и неординарных. И это не случайно. Ведь они представляли Россию за ее пределами, поэтому должны были обладать не толь-ко профессиональными качествами, но и светскими талантами. Многие из них были известны не только на дипломатическом
по-прище, но и как мыслители, писатели и поэты. Так,
в
Коллегии служили В.К. Тредиаковский,
Антиох
Кантемир – посол во
Франции и Англии, В.Г.
Рубан, Ф.
Эмин, братья Е.
и
Ф. Каржавины, И.Ф. Бог-данович – автор “Душеньки”, служивший переводчиком в Дрездене, писатель и архитектор Н.А.
Львов; поэты Я.Б. Княжнин,
В.В.
Кап-нист;
И.В.
Хемницер, генконсул в Смирне. С 1769
г. – секретарем Н.И. Панина был Д.И. Фонвизин.22
178
Княжеский
род Белосельских-Белозерских, происходивший от Рюрика, занимал в российском обществе особое место. Даже сре-ди
аристократии, он выделялся
по знатности, богатству и
образо-ванности. Сам А.М. Белосельский-Белозерский и
его любимая дочь Зинаида Александровна (в замужестве
Волконская), бесспор-но,
относились
к особому типу интеллектуальной элиты той эпохи и по происхождению и по образу
жизни. Кроме того, представите-лей этого рода
отличали личная привлекательность,
тонкий
вкус и музыкальность.
Белосельский-Белозерский был «одним из тех баловней судь-бы,
врожденное
обаяние которых часто, даже помимо их
воли, по-коряет и владеет людскими сердцами. Богатый,
родовитый, очень красивый,
широко
образованный, блещущий
тонким остроумием, он привлекал к
себе и приветливостью обращения и даром подку-пающей речи,
и
изысканностью манер, и многим
другим, что отли-чало русских вельмож XVIII века"23.
Естественно, что,
как
и многие его современники, он чувствовал
себя «гражданином
мира», при-надлежащим если не к «республике ученых», то к международному «сообществу избранных».
В этом
сообществе говорили и писали по-французски, поэтому почти все сочинения князя написаны на этом
языке. Единственное
сочинение напечатанное им по-русски – пьеса «Олинька или
пер-воначальная
любовь», является
отнюдь не подтверждением его литературного таланта, а остроумным маневром, маскирующим от гнева Павла I чрезмерные проявления его либертинажа24. Впро-чем, отношения с Павлом у Белосельского-Белозерского сложи-лись вполне нормальные. Он,
казалось, понимал душу «русского
Гамлета» и говорил о
нем: «Другие делали
худое, он же – худо де-лал доброе»25.
“Дворянин-философ”
– псевдоним, избранный Ф.И. Дмит-риевым-Мамоновым,
достаточно
точно обозначает тот сравни-тельно узкий
круг российского общества XVIII
века, к которому от-носился и
князь Белосельский-Белозерский, который потреблял и производил философское знание. Среди многочисленных слоев российского общества, включая такие маргинальные группы, как “преподаватели
высших учебных заведений”, “крепостная
интелли-генция”, “иностранцы на российской службе”, “ученое монашество”, “просвещенное купечество” и т.п. невозможно найти такой, который бы обладал необходимыми условиями для “свободного философ-ствования”,
кроме
дворянства. И
действительно, досуг, образова-ние, личная свобода,
отсутствие
меркантильных установок, непо-средственной идеологической зависимости, вовлеченность в ми-ровую культуру,
наконец, потребность занять мировоззренческую позицию, возвышающуюся над обыденной и соответствовавшую
179
привилегированному
положению в социуме, могло
соединяться только в этом сословии.
В
стране, где государи
просили советов, посылали
любезные письма, приглашали на
службу или милостиво жаловали таких мыслителей как Лейбниц, Хр.
Вольф, Вольтер,
Дидро, Монтескье и др.
быть
“философом” было не только престижно, но и необходимо для того, чтобы поддержать свое реноме в свете. Знакомство с этими мыслителями, с их текстами,
или
хотя бы признание их в ка-честве
авторитетов приближало к “высшим сферам” и включало в кастовую систему ценностей. Наиболее отчетливо дух «философ-ского века» проявился во время правления Екатерины II, пред-ставлявшее
собой специфический тип политического режима – «просвещенную монархию», когда пропаганда просвещения прак-тически стала официальной идеологией.
Главное
философское сочинение князя «Дианиология
или философская схема познания»26
написано
по-французски. Фран-цузский был
языком дворянской социальной и интеллектуальной коммуникации в России XVIII века. Для читателя или писателя-дворянина,
получившего
образование, соответствующее
его соци-альному
статусу, «иноязычного
текста» не
существовало. «Дворя-нин-философ» чувствовал себя “гражданином мира” и принадле-жал равным
образом и российской и европейской культуре. Соеди-няя в себе эти
культуры, он занимал
особое место в деле просвещения,
обеспечивая
культурное единство России и Запада.
Это сочинение
было также издано по-английски, по-итальянски и
по-немецки. Прочитавший ее Иммануил Кант писал Белосельскому-Белозерскому:
«Вашему
сиятельству суждено бы-ло разработать
то, над чем я
трудился в течении ряда лет –
мета-физическое определение границ познавательных
способностей человека, но только с
другой, а именно, с антропологической сто-роны»27.
Об
этом труде отзывался Лагарп.
"Вы острым скальпелем рассекаете бедный человечески разум, писал он.
– У
такого искус-ного анатома
должна быть очень хорошо устроенная голова"28.
Письмо Канта к
Белосельскому-Белозерскому
было найдено и опубликовано А.В. Гулыгой (А. Гулыга Из забытого. Наука и жизнь.
1977. № 3). Ему же
принадлежит общая характеристика этого фи-лософского
труда. К сожалению, статья Гулыги,
не
вызвала широ-кого интереса
к работам Белосельского-Белозерского, и,
несмотря
на высказанные им надежды на скорое издание его трудов на рус-ском языке,
оно
таки не осуществилось.
Несмотря на
свою философскую значимость,
работы
А.М. Белосельского-Белозерского
почти совсем не известны рос-сийским
историкам идей и историкам философии.
Одной
из причин является то, что множество
документов самого А.М. Белосельс-
180
кого-Белозерского,
а
также его любимой дочери Зинаиды Волкон-ской находятся
в архивах Соединенных Штатов,
куда
они были увезены их потомками.
В
настоящее время они сконцентрированы в Бахметьевском Архиве (Колумбийский университет, Нью-Йорк) и Houghton
Library (Harvard College Library, Cambridge MA).
Так, в Бахметьевском Архиве находится любопытный диалог
Белосельского-Белозерского о
бессмертии души «Диалог на
смерть и на живот»29, написанный им
в Петербурге в 1794 г.
Два
аристократа Барон А.
и
Князь
В. беседуют о смерти. Они
иронизируют по поводу традиционных о ней представлений, в осо-бенности ее
эмблематических изображениях.
Собеседников
зани-мает вопрос, как реально происходит расставание души с телом, и что чувствует в этот момент человек. Иными словами,
что
такое смертный час «последнее
мерцание какого-нибудь предыдущего
состояния»30, или же «жестокое зло»,
сопровождающееся
невыно-симой болью и
бесконечными страданиями?31 Впрочем, собесед-ники быстро
приходят к выводу, что время в
контексте жизни смер-ти не имеет
никакого значения: «…Как много ни
живи, а не умень-шить того вечного времени, что осталось быть усопшим. Геометрия того света с нашей не клеится. Итак все то же равно, отсюда выбраться туда, кряхтя на костылях, или улыбаясь в люль-ке»32.
Та
же идея была высказана и Вольтером в «Микромегасе». Жители Сатурна и Юпитера, один из которых может прожить в сотни раз больше
другого, обсуждают
вопрос о кратковременности жизни,
и
приходят к выводу: когда
наступает время отдать тело стихиям,
жили
ли вы вечность, или один день, это не имеет уже никакого значения.
«Полезность
жизни не в долготе, а в
употреблении, – отмеча-ют герои Белосельского-Белозерского.
– Славный
князь Потемкин рано умер, а жил долго»33. Честному и добродетельному
человеку смерть не должна быть страшна,
ему
нечего бояться встречи с Бо-гом, его грехи всего лишь его слабости, а слабым он создан от природы. Поэтому «…человек, достойный сего имени, умирает всегда смирно, а злодей,
– с
большим рвением души»34.
Интересно, что не только Белосельский-Белозерский ,
исполь-зовал диалогическую форму обсуждая столь деликатные
пробле-мы. В 1788
г. М.М. Щербатов написал три небольших сочинения, рассматривающих проблему жизни-смерти-бессмертия: “Рассмот-рение жизни
человеческой”, “Размышления о
смертном часе”, “Разговор о
бессмертии души”. Последний так
же написан в форме диалога. Причиной
обращения к этому жанру является не только возможность высказывать одновременно
противоположные мне-ния, или следование бессмертным образцам, Платона,
М. Мен-дельсона или Д. Дидро,
но
и желание найти наиболее эффектив-
181
ный способ
распространения своих идей. Для дворянина-философа,
это
был не столько текст, сколько живая
беседа, свет-ский разговор.
«А
мне кажется, – говорит
старший и более опыт-ный участник
диалога, Князь
В., – что беседа и
разговор с умными и чувствительными людьми гораздо лучше и скорее нас просве-щает»35.
Ценность
и необходимость просвещения не вызывала никако-го сомнения,
но
путь к его достижению не представлялся одинако-вым для сословий, находившихся на различной “степени просве-щенности”, как правило соответствующей социальной иерархии. Если для “низших” и прежде всего для крепостного крестьянства, “просвещение”
означало
понимание основ христианского вероуче-ния и переход
от традиционного обрядоверия к вере осознанной и осмысленной, для “средних” – знакомство с искусствами и ремес-лами,
то
для “высших”, то есть для дворянства – в освоении самых последних достижений науки и
философии. Социальная
детерми-нация
просвещения придавала ему троякий вид:
оно
могло рас-сматриваться
как катехизация,
профессионализация, или овладе-ние новыми
навыками и умениями, и интеллектуализация
– ду-ховные поиски и обретение новых жизненных смыслов. Идея иерархии,
лежавшая
в основании российского государственного,
имперского
идеологического менталитета XVIII
века
организовы-вала и
детерминировала сферу духовного в той же степени, как сферу социального, правового и материального. Заметим,
что
по-нятия “верха”
и
“низа”, являющиеся отправными точками иерархи-ческого построения социума, лежали вне сферы аксиологии. Все сословия равно необходимы для государства и
общества. Их мож-но уподобить частям тела, каждая из которых выполняет свою функцию, но требует разной пищи: голова –
духовной, а желудок –
материальной. Инструментом созидания являются руки, но они управляются головой, без которой невозможна реализация мыс-ленного образа.
Судьба
распорядилась так, что князь
Белосельский-Бело-зерский родился и прожил свою жизнь в богатстве, занимал высо-кие и почетные
должности, был любим
окружающими, его дети были
красивы и талантливы, тексты остроумны
и интересны. Как-то странно вписывать такого персонажа в российскую
духовную ис-торию, где все сплошь герои и мученики. Но может быть это одно из свидетельств того, что и наша история была нормальной.
1 В «Списке россиян,
побывавших
в Великобритании. с 1700 по 1800», составлен-ным Э. Кроссом указывается, что он был там в 1768 г.
// Кросс
Э.Г. У Темзских бере-гов.
Россияне
в Британии в XVIII веке. СПБ,
1996. С. 349.
2 Кросс Э.Г.
У
Темзских берегов. Россияне в
Британии в XVIII веке. С.
27.
182 3 Радищев А.Н.
Избранное. М., 1949. С.
286. 4 Там же. С. 289. 5 Алексеева Е.Г.
"Зеленый альбом". Жизнь и деятельность князя Александра Ми-хайловича Белосельского Белозерского (1752–1809).
Нью-Йорк, 1958.
5 Алексеева Е.Г.
"Зеленый альбом". Жизнь и деятельность князя Александра Ми-хайловича Белосельского Белозерского (1752–1809).
Нью-Йорк, 1958.
С.15. 6 См. Алексеева Е.Г.
"Зеленый альбом"; Верещагин В.А.
Московский Аполлон. Пг. 1916. 7 Русская Старина 1872, ноябрь. 8 Русская Старина 1872, ноябрь. С. 575. 9 Верещагин В.А. Московский Аполлон. С. 8. 10 Алексеева
Е.Г. "Зеленый
альбом".
С.15. 11 Цит. по: Там
же.
С. 24. 12 Цит. по: Там же. С.16. 13 Верещагин
В.А. Московский
Аполлон.
С. 9. 14 Сардиния
в эпоху первой Французской революции. Письма князя Александра Ми-хайловича Белосельского-Белозерского Россиского посланника при Сардинском
дворе к вице-канцлеру графу Ивану
Андреевичу Остерману // Русский
архив 1877
Кн 2. С. 369, прим. 15 С.Л. Турилова Коллегия иностранных дел в XVIII веке:
http://www.ln.mid.ru/ns-arch.nsf/5d3e30d7bb0291ac43256b4200374cfd/8a81298346e485eb43256b06002fb327?OpenDocument.
16 Сардиния в эпоху первой Французской революции. Письма князя Александра Ми-хайловича Белосельского-Белозерского Российского посланника при Сардинском
дворе к вице-канцлеру графу Ивану
Андреевичу Остерману // Русский
архив 1877.
Кн. 2–3. 17 Сардиния в эпоху первой Французской революции. Кн. 2. С. 40. 18
Там же. Кн. 3. С. 47. 19
Там же. Кн. 3. С. 22. 20
Там же. Кн. 2. С. 391. Напомним, что 10 августа Был взят Тюильрийский дворец. 21 Там же. Кн. 3. С. 5. 22
С.Л. Турилова Коллегия иностранных дел в XVIII веке. 23 Алексеева Е.Г.
"Зеленый альбом". С.7. 24 См. «Оленька»// Смирнов-Сокольский Н.П. Рассказы о книгах. М., 1959. 25 Алексеева Е.Г.
"Зеленый альбом". С. 31. 26 Dianyologie ou Tableau
philosophique de l'entendement. Dresde, 1790. 27 Цит. по: А. Гулыга
Из забытого. Наука и жизнь. 1977.
№ 3, С.104. 28
Цит. по: Алексеева Е.Г.
"Зеленый альбом". С. 31. 29 Columbia University Libraries,
Manuscript Collections, Bakhmeteff Archive, S.S. Belosel’skii-Belozerskii
Collection. Box 13. 30 Белосельский-Белозерский А.М.
Диалог на смерть и на живот//
Columbia University Libraries, Manuscript Collections, Bakhmeteff Archive, S.S.
Belosel’skii-Belozerskii Col-lection. Box 13. Л.
3 (об). 31 Там
же.
Л. 4. 32 Там
же.
Л. 6 (об). 33 Там же. 34 Там же. Л.7 (об). 35 Там же. Л.1 (об).